Алексей Франдетти: работа над «Оскаром»

Киноманам актер Алексей Франдетти запомнился после фильма «Жестокость» — там он в голом виде соблазнял саму Ренату Литвинову. Просто любителям кино Алексей стал известен этой весной, когда на экраны вышел фильм Сэма Клебанова «Горячие новости» — там Леша был плохим парнем по кличке Орда и убивал добрых милиционеров. Театралы знают, что именно Франдетти заменил Сергея Лазарева в спектакле «Одолжите тенора», а также сыграл в нескольких отечественных мюзиклах. В ноябре же, надеюсь, все три мира совпадут при просмотре фильма «Царь» Павла Лунгина, где Франдетти сыграл опричника Кай-Булата. А еще Алексей вынашивает много амбициозных планов по собственным сценарным и режиссерским проектам – так что давайте познакомимся с ним заранее, чтобы потом, когда Леша станет большой звездой, говорить: «Ну, за Алексеем-то Франдетти я давно слежу…».

Почти все интервью с Алексеем начинаются с того, как он переехал из Ташкента в Москву, почему у него такая необычная фамилия и есть ли в нем восточная кровь. «Ты что, серьезно тоже хочешь об этом спросить?!», — ужаснулся Леша, когда я заикнулась на эту тему. «Упаси бог! – говорю ему. — Просто интересно – неужели и правда постоянно задают этот вопрос?». Оказывается, да – спрашивают все и всегда. И каждый раз Леша вынужден объяснять, что восточной крови у него нет, что фамилия у него настоящая, итальянская, мамина, а откуда она такая – история долгая и запутанная.

В Ташкенте Франдетти окончил хореографическое училище и музыкальную школу, отучился в театральной студии, а затем в 2002 году приехал поступать в Москву в театральный ВУЗ. Однако первый раз в столицу маленький Леша приехал в 4 годика, где ему удалось поиграть в спектаклях детского музыкального театра Натальи Сац. «Меня привезли в Москву, где я посмотрел то ли «Евгения Онегина», то ли симфоническое исполнение «Ромео и Джульетты» Прокофьева. Ну, вот и получили на свою голову. Я Наталью Ильиничну Сац увидел тогда живьем, она мне предложила сыграть в спектакле – и было потом два пути: я мог либо возненавидеть эту профессию, либо полюбить. Получилось второе. Теперь я себя не мыслю вне этой профессии».

ПРОФЕССИЯ

— Ты учился в театральном, а потом перешел во ВГИК. Как такое возможно, ведь это же разные школы – кино и театр?
— Ты знаешь, это проблема обучения в России: по идее, должно бы отличаться, но, к сожалению, не отличается вообще. Поскольку я сейчас сам увлекаюсь преподаванием, то знаю реально существующую проблему: многие ребята выпускаются из ВГИКа, и при этом еще ни разу не видели камеру. У нас в России нет школы для киноартистов. У Майкла Кейна есть цикл передач, мастер-классы по кино – они действительно отличаются от театральных. Чувство камеры, света – совсем другая история. У нас этому никто не учит и, по-моему, не собирается учить – и это ужасно. Поэтому у нас засилье хороших театральных артистов, которые наигрывают, как сволочи, в кино, чтобы было слышно в конце зала. Но ведь одно дело, когда балкон должен понять, что тебе плохо и больно, а тут перед тобой, грубо говоря, один человек – оператор, и это совсем другой посыл, другая степень откровенности, вообще все другое.

-Ты сказал, что преподаешь. Расскажи подробнее?
— Преподаю на курсе у своего мастера Игоря Ясуловича. В основном занимаюсь музыкальным театром – все, что касается культуры мюзикла.

— И как студенты воспринимают? У нас ведь вроде немножко презрительное отношение к мюзиклам.
— С одной стороны – к сожалению, есть такое. С другой – в одном из ведущих театров страны МХТ Кирилл Серебренников недавно выпустил «Трехгрошовую оперу», Женя Писарев — «Конька-Горбунка». Я стараюсь быть одним из тех, кто прививает эту культуру. Мне это интересно. Одно дело, если смотреть русский мюзикл – да, не все хорошо. Но я недавно посмотрел «Оклахому» с Хью Джекменом – это офигенно! Человек отлично поет, танцует – он актер широчайшего диапазона! Я реально считаю, что мюзикл – самый сложный жанр. Сложнее кино, сложнее театра, балета, оперы – потому что хороший мюзикловый актер должен одинаково хорошо петь, танцевать и еще играть при этом. И должно быть ощущение жанра. Я не могу это объяснить – все на уровне химии.

Студенты, конечно, поначалу ужасно сопротивлялись. Сейчас мы с ними взяли очень сложный материал, потрясающий американский мюзикл «Пробуждение весны». Очень жесткая история: первый секс, первое убийство, первое вскрытие вен – и это все решено в жанре мюзикла. В Америке этот мюзикл получил 8 премий Tony! Ребята мои сначала заныли: зачем нам это надо, мы хотим Чехова. Я говорю: вы нафталин оставьте далеко и надолго, а если я уж к вам пришел, то буду делать то, что мне интересно, и будет интересно вам. Кому не интересно – тем до свиданья.

— Многие ушли?
— Два человека.

Про мюзиклы Леша может рассказывать часами и очень, очень эмоционально:)

— А сам ты где учился мюзиклу? Ездил в Америку?
— Нет, ездил в Лондон. Вообще парадокс: Игорь Ясулович сделал нам подарок на 4м курсе – и я, в принципе, понимаю, что подарок этот был в мою сторону: он каким-то образом выписал нам педагога из чикагского института с кафедры музыкального театра, который месяц читал лекции и давал мастер-классы. Собственно говоря, на курсе был единственный человек, который смотрел на него влюбленными глазами и записывал каждое слово – я. Все остальные думали: ну, зачем нам это надо, мы же драматические артисты. А ведь сейчас практически в каждом театре есть музыкальные спектакли. Более того, я думаю, что после «Стиляг» эта культура у нас появится. Это офигенное кино. Да, там можно о чем-то спорить, есть какие-то сцены, которые можно было ужать – но в целом это классный праздничный музыкальный фильм.

— Сам-то проходил пробы на «Стиляг»?
— О, это была страшная история. Пробы на «Стиляг» проходил весь наш мхатовский курс – который там потом практически весь и снялся: Катя Вилкова, Антон Шагин, Макс Матвеев. Это было еще на 1м курсе. Валерий Петрович Тодоровский мне сказал: все хорошо, но у тебя восточное лицо – никак не пройдет. Я просился: «Ну, пожалуйста-пожалуйста, я очень хочу – я готов быть пятым другом левого комсомольца!» Но нет. К сожалению, есть такая проблема, связанная с восточной внешностью.

ЗАЛОЖНИК ВОСТОКА

— В нашем кино ты, получается, заложник внешности. Все, что тебе могут предлагать – это роли восточных людей. Смотришь подборку твоих ролей – сплошь азиатские имена у героев. Чонг Ли, Бахтияр…
— Увы, есть такое. Где-то раз в месяц я получаю сценарий, где герой либо китаец, либо гомосексуалист. Уж совместили бы! Это все пошло после «Жестокости», где я сыграл голого танцора…
— И ты там был прекрасен! Жаль, фотографий нет!
— Конечно, потому что когда я разделся, и пришла фотограф, я ей сразу сказал: девушка, уйдите с площадочки. А после выхода фильма месяца три мой ящик заваливали приглашениями на гей-вечеринки – это был какой-то ад! Самое ужасное, что только вышли какие-то сериалы, «Горячие новости», где я такой мужик-мужик – и сейчас в театре у нас готовится большой русско-французский спектакль «Федра», где мой герой Ипполит отказывает Федре в любви потому, что он гей. Блин, ребята, я так долго работал, чтобы уйти от этого, создать другой имидж – и опять! Опять ведь посыплются предложения китайцев-геев! Я понимаю, если бы это была гомосексуальная история уровня «Полного затмения» или «Горбатой горы» — обеими руками «за». Но когда это просто так… особенно когда это комедия…Опять же, в сериале «Антураж» есть китаец-гомосексуалист. Гениальный сериал, дико смешной, на MTV идет как «Красавцы»: история про актерское агентство, и там один из менеджеров как раз китаец-гей – он дико смешной. Это офигенная актерская работа. Но у нас ведь никто такого делать не будет. Я вообще в последние полгода запоем отсматриваю все сериалы HBO и понимаю, насколько это здорово и клево.

— Ага, смотришь западные сериалы!
— Сутками!
— И что нравится?
— Сейчас смотрю «Шесть футов под землей» или «Клиент всегда мертв» — прекрасно придуманный сериал, но на НТВ он провалился. Отличные сериалы «Мертвый как я», «Настоящая кровь». А вот «Хаус» дико не нравится. Доктора мне нравятся в «Анатомии страсти». Еще – «Сыны анархии». Мы же смотрим хорошее американское кино – почему бы нам не посмотреть и хорошие американские телесериалы, чтобы понять, что это. Они играют, сволочи, по-другому. Сценарии лучше пишут – все делают лучше. Для русского менталитета это чуждо: все сериалы, которые мы с тобой сейчас перечисляем — это так или иначе сериалы о смерти. А в России не принято смеяться над смертью.

— У нас просто первыми в стране появились бразильские сериалы, поэтому мы к слову «сериалы» относимся плохо и понимаем под ними вот это мыло.
— Ну да, поэтому у нас снимаются всякие «Кармелиты» и ей подобные. Но в той же «Анатомии страсти» больше 100 серий, например…
— А в «Хаусе» уже 6 сезонов!
— Но, опять же – серия выходит раз в неделю, и ее сидят и ждут. А у нас фигачат каждый день! Я снимался в украинском мыле «Держи меня крепче» про бальные танцы, и вот как-то приехал к ним, зашел в гостиницу, и чувствую: что-то нечисто. Как-то косо смотрят на меня. Оказывается, сериал там идет 3 раза в день! Я в бассейне плавать не мог – люди со мной здоровались.

— Вернемся к внешности. Ладно азиатов, но хотя бы хороших парней играть предлагают?
— Редко. Как говорят: раз татарин – значит, сволочь. Хотя вот у меня осенью будет сериал «Пушнина» — там мой герой очень положительный, по имени Яксур.
— Опять!
— А что делать! Я в жизни играл узбеков, татар, тайцев, китайцев, японцев — а тут в сценарии увидел какую-то новую нацию: тагулы. Нас там было таких двое: я как предводитель тагульского племени и Линда Нигматулина, по сценарию — брат и сестра. Мы когда увидели друг друга – ну, реально похожи! Я сейчас когда прихожу на какие-то пробы и вижу похожую историю – типа, Мохаммед и его девушка, или Мохаммед и его сестра – то прикалываюсь: «Ребята, у меня есть пара! Купив одного, второго получаете за полцены!» Мы с Линдусей реально комплект! (хохочет).

«ГОРЯЧИЕ НОВОСТИ»

— Сэм Клебанов рассказывал, что на пробах к «Горячим новостям» ты читал Пушкина. Почему его?
— Сцена на пробах была выбрана очень невыгодная. В «Горячих новостях» ведь по большому счету нет сцены, чтобы попробоваться – такой ярко выраженной, характерной. Мы все время вместе, все время экшен. На пробах мне дали сцену, а там две реплики. Я их сказал, смотрю – Андресу вроде интересно, но чего-то не хватает. А я понимаю, что не хватает банально времени перед камерой. Говорю тогда: «Так, чуваки, а теперь Пушкин!» Читал «Подражание корану» — первое, что пришло в голову. То есть я не просто «Письмо Татьяны» читал, я четко понимал, что персонажу подходит. И все, вечером мне позвонили и сказали, что будут снимать.

— Вас выслали на полигон, где учили профессионально обращаться с оружием. И это сработало: я лично была потрясена тому, что увидела в фильме.
— Потому что с нами работала очень профессиональная команда во главе с Сашей Самохваловым. В течение полутора месяцев мы тренировались на Мосфильме, потом уже выезжали на полигон. Это очень хорошая школа.
— Тебе понравилось стрелять?
— Дико!
— У тебя там есть самая красивая сцена, когда ты бросаешь пакетики и молниеносно стреляешь в милиционеров.
— Ой, она была задумана еще красивее. Была раскадровка, где пакеты должны были разлетаться, молоко литься в рапиде, но пакеты не полетели, как это у нас бывает. И слава богу, а то получилась бы реклама какого-нибудь молока. Поэтому я просто бросаю пакеты и стреляю – и это логично: чего ими махать-то, когда надо себя спасать.

— Многие видят сходство «Горячих новостей» с фильмом «Схватка».
— Ну да, «Схватка» была затерта до дыр перед съемками. Мы смотрели технику работы с оружием.

— В фильме у вас получился интересный тандем людей. Непонятно, кто эти бандиты, откуда они, что ими движет и почему они вместе. Ты для себя как-то объяснял их историю, придумывал бэкграунд персонажа?
— Мы честно садились, проговаривали, придумывали какую-то историю. Для себя, естественно, я героя как-то оправдывал – но, в принципе, в кадре всего этого не видно: почему они вместе. Мы придумали, что сначала у Женьки (Цыганова) появился Макс, потом – я, мы ездили по городам и гастролировали втроем, а потом подтянулись все остальные.

— Твой герой плохой? Ты сам как для себя определил?
— Плохой, конечно. Хорошие люди не стреляют в других людей и не берут их в заложники. Если он прижат к стенке ситуацией – тогда другое дело.
— Но по фильму в процессе начинаешь сочувствовать бандитам.
— Это естественно – обычные правила актерской школы: если отрицательный герой – оправдывай его, ищи в нем что-то положительное.
— Так всегда нужно делать?
— Да, абсолютно.
— А разве нельзя сыграть чистокровного злодея, такую прямо мразь?
— Ну, знаешь, вот Ганнибал Лектор – Энтони Хопкинс тоже его оправдывал. Там есть четкое оправдание, почему он стал таким. А иначе нельзя. Если ты понимаешь, что он плохой, у тебя рождается к нему негативное отношение, и ничего, кроме какой-то каки, в кадре не получается.

«ЦАРЬ»

— В «Царе» ты тоже bad guy?
— Дааа! Такой татарский царевич, шурин Грозного. Это группа опричников, ее предводитель – Саша Домогаров, с ним я, Вилле Хаапасало, Ваня Охлобыстин.
— Ничего себе команда! Как ты туда попал?
— На премьере «Жестокости» Павел Лунгин подошел и сказал, что есть проект. «Пойдешь?» — спрашивает. «Конечно, пойду!» — говорю.

— У тебя большая роль?
— Там все очень сложно. Думаю, по факту меня в фильме почти не будет – несмотря на очень большое количество съемочных дней. Там просто очень много сцен, где вся группа опричников ходит за Грозным налево-направо. 40 съемочных дней – почти столько же, сколько у Мамонова. Мы, по сути, были группой живого меха: у нас работала гениальный художник по костюмам, которая придумала, что у каждого из опричников свой мех согласно характеру. У меня, например, были какие-то красивые иголки. Но на общем плане мы – меховая группа: там невозможно понять, кто есть кто. И все равно это был очень интересный опыт, особенно когда работал Олег Иванович Янковский – я тогда вообще не отлипал от монитора, понимая, что надо ловить все, пока есть возможность. К сожалению, я правильно делал. Парных сцен у меня с ним не было, разве что есть встреча на мосту его и царя, с которым тусуется группа опричников. Но, как только появлялась возможность, я смотрел, как Янковский работает. Конечно, актерской тайны я не разгадал – да это и невозможно, это просто магия. Ну, Олег Иванович, с трубкой, шутит – но вот «мотор, камера», и все: как будто человека накрывает какой-то шар, и вокруг него рождается другая реальность.

СЕРГЕЙ ЛАЗАРЕВ

— В спектакле «Одолжите тенора» ты играешь роль Макса – его изначально играл Сергей Лазарев. Пересекались ли вы, обсуждали детали этой роли, сильно ли вы друг на друга не похожи в этой роли?
— Мы не похожи абсолютно. Разная органика, разные истории. Изначально спектакль был поставлен на Сережку, и он играл его благополучно два года. А потом меня пригласили ввестись на эту роль. Я согласился: давайте, говорю, очень интересно, театр Пушкина и все такое. Начались репетиции, Сережка приходил, смотрел, мы с ним что-то обговорили. Он мне советовал: вот здесь тебе будет легче, вот здесь у тебя есть момент выдохнуть – чисто технические вещи. Первые полгода, конечно, выбивало: был такой период, что поклонники Сереги перестали ходить на спектакль за эти два года, потому что уже все посмотрели по нескольку раз. И когда ввелся я, на первый спектакль пришла просто армия поклонников Лазарева – давай, мол, ню-ню! Но, слава богу, Серега тоже пришел на первый спектакль, сделал так, что его все увидели – то есть показал людям свое отношение. Помидорами в результате в меня не бросали, но я помню, что выхожу на сцену, а у меня руки просто ходуном ходят. Страшно, да и роль огромная: как в 7 часов вечера вышел на сцену, так только в 10 вечера оттуда выполз. Сначала я был абсолютно в ноль похож на Серегу – более того, стояла такая задача, чтобы не развалить спектакль. Первые несколько месяцев я четко под него работал, вплоть до интонаций. Потом, когда немножко освоился в материале, то уже стал лепить своего Макса. Хотя есть в начале сцена – первое появление Макса: он выбегает, находится в глубине сцены, на нем очки, Серега темный и я темный, герой зализанный – невозможно, в общем, понять, Франдетти это или Лазарев. Помню, где-то на гастролях я вот так выбегаю – и слышу шквал аплодисментов! И я понимаю, конечно: это не мои аплодисменты. Или из партера слышу: «Скажите, пожалуйста, это Лазарев или не Лазарев?». Блин… хоть плакат вывешивай.

— Но сейчас уже нет такого?
— Да, сейчас меньше. Мне потом режиссер Женя Писарев сказал, что не был уверен, что кто-то вообще введется на эту роль, потому что момент сравнения все равно будет. Рассматривали ведь многих артистов, но почти все испугались именно сравнения. А я просто был молодой наивняк, сказал – да, конечно! Не понимал, в какой был смертельной опасности (смеется). К тому же это был безумно прекрасный 2006 год, когда я параллельно снимался в 6 картинах, выпускал мюзикл в Театре Оперетты и еще вот «Тенора». У меня тогда просто не было времени подумать – страшно-не страшно.

КИАНУ РИВЗ И ДОКТОР ДЖЕКИЛ

— Тебя все время сравнивают с Киану Ривзом – во время тура «Горячих новостей», например, в каждом городе спрашивали, в курсе ли ты про ваше сходство.
— Да задолго до этого начали приставать – еще с «Жестокости» все это началось.
— Там тебе типаж просто яркий сделали. Но при этом Ривз ведь никогда не играл азиатов.
— А «Маленький Будда» как же?
— Ну, это же не азиат. И вообще, смысл в том, что Киану Ривз при восточной внешности никогда не играл ярко выраженных национальных персонажей.
— Более того, он сейчас будет сниматься в экранизации книги, которую и я задумал экранизовать! Мы с другом, режиссером Олегом Штромом, задумали написать адаптированную историю доктора Джекила и мистера Хайда. Работаем, значит, дописываем – и вдруг я узнаю, что Юниверсал будет снимать эту же историю с Киану Ривзом в главной роли! Ну, блин!
— Попробуй теперь сними! Все, скажут – слизал!
— Точно! Ну, то, что я для себя писал – я тянул для себя явно не роль Джекила, потому что рановато. Я в кадре обычно выгляжу лет на 17 – это оператору «Горячих новостей» спасибо за то, что мне там можно дать хотя бы 20.

Когда мы гуляли по Петербургу, наткнулись вот на такую афишку в тему. Леша не мог пройти мимо:)

— Я читала, что некая студия уже купила ваш сценарий для запуска.
— Нам предложили купить сценарий, сказали сначала: будет 4 серии. Потом говорят – давайте сделаем 12 серий. Но ведь это достаточно локальная история: человек принимает некое вещество, и с ним происходят какие-то метаморфозы, которые к чему-то приводят. Есть отправная точка, есть финальная. Эту историю неинтересно растягивать на 250 серий. Максимум, как сериал ВВС – шесть. Так что пока вся эта история затормозилась. Но я все равно потихоньку пишу.

— То есть ты не замыкаешься на кино и театре – сам что-то пишешь, создаешь, изучаешь. Чем еще занимаешься?
— Сейчас пытаюсь реализовать свой первый продюсерский театральный проект – боюсь пока что-либо говорить. Хочу до продюсерства добраться – тяжело это, но интересно.
— Деньги надо искать…
— А это не самое страшно. Самое страшное – организация процесса. Когда доходит дело до бумажек – вот это ужас.

БЭТМЕН И ЕГО ДЕВУШКА

— Я читала, что ты большой поклонник комиксов и хотел бы сыграть какого-нибудь супергероя.
— Да. Я лет с пяти фанатею от Бэтмена. На мне сейчас трусы с Бэтменом, у меня постельное белье с Бэтменом, айпод с Бэтменом, вот такой. Я сам придумывал этот скрин.

Тут Леша достает из кармана айпод — и я не могу его не схватить!:)

Ну, понятно – майки, шлепки, сумки. Я, конечно, с юмором к этому отношусь и понимаю, что в этом есть доля дебилизма. Мне нравится, как моя девушка говорит: «Понимаю – я одновременно сплю с двумя мужчинами». При этом мне очень нравятся марвеловские истории – конкурирующей фирмы, что называется. «Люди Х» и все такое.

— А какой из Бэтменов в кино самый любимый?
— До появления «Темного Рыцаря» – естественно, бертоновский, причем второй фильм, где Женщина-Кошка и Человек-Пингвин. Там правильная для меня атмосфера, потому что мой вариант комикса – это все равно сказка. И у Бертона есть эта сказка, правильная театральность – особенно все эти улицы, выстроенные павильоны. Но появление «Темного рыцаря» меня вскрыло. Там просто гениальная работа Леджера.

— Ты сам какого супергероя хотел бы сыграть?
— Бэтмена.
— Да ладно! Только на нем и зациклен?
— Ну, ты же спрашиваешь, кого хотел бы. На самом деле есть целая армия прекрасных супергероев. Я читал замечательную статью, в которой разбирали, что Бэтмена интереснее всего играть потому, что он – человек с присущими нам слабостями. Все его способности – дело техники. Ему точно так же больно. А эти все – того паук укусил, этот из космоса свалился, эти все зараженные мега-люди, тому что-то вживили. Бэтмен же – настоящий человек, он ближе, теплее. Еще мне очень нравится Циклоп в «Людях Х». Опять же, он нарисован и придуман не очень теплым, а вот сыгран здорово: подросток, который всю жизнь ходит в темных очках.

— Ты бы, наверное, пошел на все эти КомикКоны, если бы у нас такое проходило, покупал бы там все эти фанатские штучки.
— Да я столько денег трачу, как только вся эта продукция выходит, что мне и конвентов не надо! В принципе, я по жизни – фанат. Фанат своей профессии, мюзиклов. Если я начинаю фанатеть – это все. Выписываю себе все, что можно. Пижама «Классный мюзикл», фотообои «Супермен» с надписью Happy Birthday на 25-летие. Я начинаю фанатеть какой-то сувенирной продукцией – и это очень опасно, на это уходит столько денег! Майки, брошюры, афиши. Вот сейчас мне приедет огромный пакет из Америки с какими-то сувенирами, книжками по мюзиклам – буду сидеть и переводить.

— То есть ты готов купить столик в виде Чужого?
— Такой нет. А вот столик в виде смайлика из «Хранителей» – да. Фильм мне очень понравился, очень! Я его несколько раз пересматривал. И это тоже живой, человеческий комикс. А вот все эти «Мортал Комбат» – это все красиво, не немножко нелепо и неестественно. Кристофер Ламберт их всех переигрывает. Сколько бы они там не плевались ядом или льдом – Ламберт их делает одним жестом. И уже в этом есть какая-то магия. На самом деле бедная моя девушка! У меня дома три компьютера, и на всех стоят темы: на основном – тема Бэтмена, на одном ноутбуке – Великолепная четверка, на другом – Супермен. И она все это терпит!

— Ты про девушку свою заговорил – кто она, расскажешь?
— Она снималась в «Горячих новостях» в эпизоде – в финале была такая девочка на розовом скутере, который у нее отбирает Мерзликин. Вот это — моя Юленция. Она была вторым режиссером, мы на съемках и познакомились.

— Как она к поклонницам твоим относится?
— Реагирует на все с юмором: «Ага, опять бабенки тебе пишут!» Кое-что для нее поначалу было внове: у меня так сложилось, что большинство моих друзей — однокурсницы. Катя Вилкова может мне позвонить в четыре утра, поговорить о чем-нибудь. Или Аня Бегунова: «Я сейчас приеду, мне тебе такое надо рассказать!». Как-то так получилось, что я дружу с девчонками больше. Юлю это поначалу дико бесило, но я ее успокоил. Я к этому стараюсь философски подходить. Что касается поклонниц-цветов – это часть профессии, а что касается друзей – это мои друзья, и это данность.

ИНТЕРНЕТ-ИСТОРИЯ

— Судя по количеству компьютеров, ты еще и активный интернет-пользователь. Ты есть в Твиттере, Контакте, знаешь, что это вообще такое?
— Да-да-да – все это про меня. И где от этого лечат, а?
— Половина артистов, между прочим, отнекивается: «Нет-нет-нет, ни за что, интернет, блоггеры, фу!»
— Ой, я абсолютно интернет-человек. Утро у меня начинает так: я проснулся, включил системный блок, и лишь затем пошел умылся. Ночью – то же самое: умылся, выключил компьютер и лег спать.

— Что для тебя компьютер? У меня вот ноутбук – третья рука, можно сказать.
— Я без этого себя не мыслю. У меня три компьютера: большой стационарный, ноутбук побольше и совсем маленький ноут. С ним я езжу, на большом ноутбуке в основном работаю: монтирую кино, (трагически) качаю пиратское видео, скачиваю что-то для чтения – особенно это касается музыкального театра и кино, потому что по кино еще хоть что-то стали в России издавать, а по мюзиклам нет ничего вообще. Поэтому приходится откуда-то выуживать.

ДАЛЕКО ЛИ ДО «ОСКАРА»

— Ты, Леша, производишь впечатление человека, у которого есть четкий жизненный план…
— Очень правильное слово!
— Он у тебя и правда какой-то есть – ну, из того, что можно озвучить?
— Какой-то есть, конечно. Каждое утро просыпаюсь и говорю себе: Франдетти, у тебя еще нет «Оскара», давай поработаем над этим (смеется). Я пытаюсь в голове определять, чего хочу, но вслух никогда не произношу, и даже внутри боюсь произносить. Потому что как только все это вслух скажешь – оно чаще всего однозначно идет по-другому.

— Ты достаточно серьезно подходишь к свой профессии. Я у молодых артистов это редко встречаю.
— Ну, смотря с кем общаться. Я знаю нескольких хороших ребят своего поколения – тот же Макс Матвеев. Мы с ним были таких два сумасшедших на курсе – работа-работа. Еще – Даня Козловский.
— Я просто прочитала, что ты смотришь фильмы со своим участием. А многие ведь говорят: я не могу на себя смотреть, меня тошнит и все такое.
— Ой, мне кажется – это такое кокетство. Нет, я себя тоже не очень сильно люблю в кадре. Есть такой момент, когда смотришь и думаешь: блин, вот тут надо было иначе сделать. Но вообще не смотреть фильмы со своим участием – это бред. Ты сделал работу и должен понимать: что это, как ты ее сделал, где ошибся, куда тебе расти. А если ты только на собственных ощущениях основываешься – это работа вслепую. Важно понимать ну хотя бы на уровне: опа, уши-то у меня большие, надо бы урезать. Конечно, пересматривать свои фильмы не будешь – хотя вот «Горячие новости» я видел раз восемь уже. Но это из-за промо-тура.
— Слушай, 8 раз уже не то, что на себя смотреть не хочешь – что угодно будет тяжело выносить.
— Ну да. Еще есть такое кокетство: ой, поклонники, достают, мне это не нужно. Да ерунда! Актерство – амбициозная профессия. Это зал, аплодисменты, цветы, признание. Они, конечно, могут быть разного уровня и добытые разным путем – но так или иначе, изначально, если человек мечтает стать артистом, он в детстве сходил в театр, увидел, как люди кому-то хлопают, и подумал: о, я тоже так хочу. Ему понравилось ведь именно это. Потом-то понимаешь, насколько это тяжело – но первое-то впечатление самое сильное.

— Ты сказал, что не мыслишь себя вне этой профессии. А мог бы представить: если бы не стал артистом – то кем?
— Я был бы твоим коллегой: у меня бабушка и мама журналисты. Я писал бы, сидел на радио – в принципе, я и так там работал. Но это безотдачная история, как в кино. Отдача у тебя есть только в театре – взаимообмен энергетикой, причем ежесекундно: ты дал – и тут же получил обратно. А в кино – ты дал, затем смонтировали, озвучили… И вот еще что я считаю неправильным: когда говорят – я не фотографируюсь и не даю автографы. Твою мать! Эти люди тратят последние 250 рублей, чтобы пойти на кино с твоим участием – так что будь добр, фотографируйся, давай автографы, улыбайся 15-летним девочкам, которые вешают твои плакаты на стенку дома. В этом смысле Серега Лазарев когда выезжает после спектакля – останавливается, опускает стекло, и вот сколько надо, столько он и раздает автографы. Я считаю, это абсолютно правильно. Это люди, ради которых ты пришел в профессию, и они ради тебя пришли сегодня в театр. Есть, конечно, какие-то запредельные вещи, когда начинают клеиться в открытую, например, или пишут ужасающие письма. Но даже эти люди – пускай они неадекватны – все равно твои поклонники. И их надо уважать.